В Беларуси спасли провалившегося в болото оленя

Обновлено: 17.09.2024

Олень был так измучен, что даже не мог встать на ноги. Фото: стоп-кадр.

Гибнувщего в болоте оленя в лесном массиве между деревнями Хоружево и Бовли на днях обнаружили местные жительницы, сообщает ресурс «Наш час».

Две женщины отправились в лес за грибами и натолкнулись на гибнущее животное. Олень увяз в болотной грязи по шею, был почти обездвижен и сильно обессилел, помочь ему сами сельчанки не могли, поэтому побежали искать подмогу.

- К счастью, женщинам вскоре повстречались двое мужчин из Общества охотников и рыболовов, которых они провели к месту бедствия. Директор организационной структуры БООР Владимир Смолярчук вместе с егерем Павлом Скируха поспешили на помощь. Оценив ситуацию, они поняли, что вдвоем лесного красавца не вызволят, и начали искать подмогу, - пояснили журналистам.

Вскоре на помощь оленю подоспело еще несколько человек: охотники и егеря. Техника к болоту подойти не могла, и было принято решение тянуть животное своими силами. На видео, которое сняли во время спасательной операции, видно, как несколько мужчин, крепко ухватившись за рога, вытягивают оленя из болота. Животное из последних сил изловчилось и смогло зацепиться за твердую землю передними ногами.

- Скорее всего, олень пробыл в болоте несколько дней, потому что был настолько измучен, что даже не смог встать на ноги, едва полз. Какое-то время за животным присматривали, чтобы на него не наткнулись браконьеры, - добавили охотники.

Когда олень отошел от потрясений, он смог самостоятельно скрыться в лесу. Охотники же огородили опасный провал, чтобы туда не провалились другие звери или невнимательные грибники.

«Пришли мужики, сняли крышу»

В Сметаничах есть относительно молодой «поселок» — сюда в конце 30-х советская власть как раз принялась собирать народ с окрестных «кочек». Потому что колхозу нужна компактность, хутора никуда не годятся.

Петр Николаевич Кресс застал это большое переселение в 1939-м, ему тогда было 6 лет. Там, где стоял его хутор, теперь поле и шоссе. Говорит, все помнит.


— Что значит — переселяли? А если мне на хуторе хорошо? — это мы еще про размер компенсации не догадались спросить.

Петр Николаевич объясняет, как все было организовано с памяркоўнымi жителями кочек:

— Пришли мужики. Не спрашивали ни батьку, ни мать — хотят они переселяться или не хотят. Сняли крышу с хаты — пошли к следующей. И делай что хочешь. А что возразишь? Тогда были порядки строгие, не так, как сегодня. В общем, раз поснимали крыши — люди давай нанимать подводы, разбирать дома свои и возить все сюда, в Сметаничи. Но болота же были, поэтому бревна и вещи возили кругом, за тридевять земель. А тут уже забиты колышки, подписаны участки…

Дом за спиной Петра Николаевича — тот самый, хуторской, собран по бревнышку. И крышу с него снимали, и оккупанты в нем жили. И, кстати, прямо из этого двора в 41-м смотрели, как в деревню на велосипедах въезжают первые немцы. Кто-то из них так и остался в этих болотах.


— Да и тут после переселения топило некоторых, — говорит Петр Николаевич. — Вон в доме через дорогу сосед весной дополнительный пол делал, чтобы по воде не ходить.

Длинная дорога к пустыне

Вообще, относительно того, стало лучше или хуже после мелиорации, мнения разделились. Причем порой полярные позиции встречаются у одного человека.

Неподалеку есть деревня Людвинов, тут тоже наотмашь улучшали землю. Здесь покой, благодать и кукуруза на месте давнего болота. За столиком играют в карты люди, у которых жизнь полностью удалась и не надо никуда спешить.


— Болото было… да всюду, просто вокруг деревни, — рассказывает человек с раритетным мобильником. — В общем, грязи хватало. Помню, детьми на льдины садились и вокруг деревни плыли, как вокруг острова. Теперь-то, конечно, лучше стало — сухо, огороды не топит, грузовики на дороге не застревают.


К разговору подключается другой человек. На майке у него написано: «It's a long way to the top If you wanna rock 'n' roll». Забавно: когда AC/DC впервые проверещали эти поэтические строки (1975 год), он как раз ловил пресловутых вьюнов по окрестным болотам. И смотрел на румяных и веселых мелиораторов, начинавших здесь свой славный рок-н-ролл.


У него картина получается обратная:

— Была природа, грибы, рыба — все было до мелиорации! Теперь — нету. Ладно бы они контролировали воду своими шлюзами — но нет же. Вода просто ушла, колодец пустой. Огороды гораздо беднее стали. Раньше 15 соток кормили нас шестерых — теперь ничего не растет толком. Гриша, ну неужели у тебя с картошкой все нормально?

— У меня все нормально, ­— задумчиво смотрит в карты Гриша…


На деревенских огородах — прилежно вспаханный песок, идеально ровные борозды. Это тот самый прах, оставшийся после того, как израсходовали торфяной слой.


Когда есть вода — удается что-то вырастить. В этом году лето хорошее, с дождями. Не дает пропасть.



Тем временем за околицей зарастает канал, оставленный мелиораторами, — мы так и не смогли нормально его употребить.

Каждому школьнику — по ледовому дворцу

Деревня Сметаничи нынче прямо у трассы, среди вполне культурных и красивых полей (не таких одичавших, как намедни мы смотрели). Это Петриковский район, сердцевина Припятского Полесья. Еще в конце 70-х в этих краях сохранялись шикарнейшие партизанские болота. Теперь же — торжество аграрной мысли.


Деревенская грунтовка пылит под колесами — вроде недавно прошли дожди, но их будто и не было. У воды тут интересные физические свойства: не задерживаясь проходит сквозь грунт, будто его нет, до самой магмы.


Зато на обочинах буйство зелени — там, где не поврежден верхний слой, воду успевают схватить корни.


Нам потом объясняли, что главное — не трогать землю: только вскопал, вскрыл — все в тот же миг превращается в прах, разносится ветром. Зазевался — эта «дырка» растет, захватывает пространство, соединяется с другими.


Наверное, ученые знают, что это за явление, смогут рассказать про деградацию торфяных земель, опускание грунтовых вод и другие напасти. Но нам про это уже прожужжали уши, мы приехали к людям, которые помнят, как тут было до мелиораторов.


Владимиру Павловичу было лет 10, когда железная армада пришла улучшать его жизнь.

— У нас тогда чуть не у каждого личный ледовый дворец был! — первое, что вспоминает он о благах мелиорации. — Они же в первый год ям накопали экскаваторами, а вода там замерзла. Вот мы и катались целыми днями, в хоккей играли.


Нам тут же представляются какие-то старорежимные пасторали — крестьянские дети, валенки, деревянные коньки, Жучка… Но мужчина портит всю романтику:

— Да какие валенки, тогда уже человеческие коньки были, с ботинками… Вон у той сухой березы болото начиналось. Коровы топились. За деревней весной на тракторах ездили, так просто не пройдешь. А низины вообще не высыхали никогда. Теперь все это ушло.


Чем заняться ребенку на болоте?

Жизнь среди болот требовала определенной сноровки, но и была наполнена интересными занятиями.

— Как между хуторами ходили? Летом-то подсыхало, зимой — замерзало. А весной сложнее всего. Кладки какие-то из жердей делали или просто по воде шли.

При таком способе передвижения самой технологичной обувью аж до 40-х тут оставались лапти: в них что по воде, что посуху, что на сенокос — одинаково.

Со слов Петра Николаевича, вытаскивание коровы из грязи — что-то вроде местного спорта.

— Прозевал пастух, корова влезла куда-нибудь — все, надо бежать в деревню за помощью. А что сделаешь? Мужики идут тянуть. Конечно, застревали и мои коровы, и людские. Веревку на рога, под задницу — и тянешь. Она ничего, не ревет, молча смотрит. Нет, не помогает… Просто у коровы такие ноги, что она почему-то всегда застревает в топких местах. Лось переходит, кабан переходит — корова обязательно застрянет. Хотя при этом умеет плавать — удивительно.

С приходом мелиорации мы теряем этот национальный спорт. Точнее, он несколько видоизменился. Последние вольные коровы продолжили падать уже в каналы — а это требует иных подходов. Кроме того, более доступны стали трактора, что тоже накладывает отпечаток — как швартовать, как тащить, чтоб не порвать…

Вообще, из ностальгических рассказов пенсионера получается, что для здорового ребенка нет места лучше, чем болото. Тут самый насыщенный досуг.

— Еще собирали яйца — утиные, воробьиные, да всяких птиц, — припоминает старожил. — А уток-то было видимо-невидимо.


— А яйца вам зачем?

— Так есть же! Детям делать нечего, мы и шлялись по болотам. Другой раз целую кучу принесешь — мать жарит, варит…

— Да как же их брать? А если там эмбрион уже?

Объяснил, как проверить яйцо: если плавает — негодное, потонуло — надо брать.

— Детей не боялись в болота отпускать? Потонете же.

— Да кто тогда следил. Ходили где хотели, никто нам ничего не запрещал. «Потеряешься — домой не приходи» — вот и все. Это теперь боятся, чтоб не побежало куда или не измазалось боже спаси. А тогда в лужах с ужами ползали.


Новое слово: болтуша. Это что-то вроде корзины из прутьев, локальная версия топтухи.

— Рыбы хватало, в основном вьюны, — рассказывает пенсионер. — Ну и караси, щуки были. Мы делали из прутьев такие болтуши — потопчешь, потопчешь — смотришь, есть ли что.

— Последний раз вьюна когда видели?

Петр Николаевич задумывается:

Про исчезновение этой рыбы как вида мы слышим не в первый раз. Возможно, легендарные вьюны из советского детства и спаслись. Сидят в мелиоративных каналах — только никому не нужны, никто их не ловит и болтуши плести разучились. Да и запрещены эти варварские орудия, поди…

Спасение оленя из болота Волковыскими охотниками

Возрастная категория сайта 18 +

Комментарии читателей сайта размещаются после предварительной модерации. Редакция оставляет за собой право не размещать комментарий или отредактировать его, если в нем содержится информация, размещение которой запрещено либо ограничено согласно законодательству либо если указанный комментарий нарушает права и (или) законные интересы третьих лиц.

Когда-нибудь мы станем совсем степным народом и забудем про болотное прошлое. Надо только досушить багну и продать лес, сейчас как раз над этим работаем. Но пока еще остались люди, заставшие самый интересный момент: когда все начало меняться. Мы выбирались из болот, засевали бывшую топь — и невозможно было не восхищаться результатами этого труда. Теперь, правда, по инерции пашем песок… Продолжаем наш цикл про рукотворную белорусскую пустыню и потерянную воду. Отправляемся в Петриковский район, в места боевой славы деда Талаша.

Читайте также: