Пурпурная или лиловая лягушка такая точно царевной не станет
Обновлено: 05.10.2024
Царевна-лягушка читать
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь, и было у него три сына. Младшего звали Иван-царевич.
Позвал однажды царь сыновей и говорит им:
— Дети мои милые, вы теперь все на возрасте, пора вам и о невестах подумать!
— За кого же нам, батюшка, посвататься?
— А вы возьмите по стреле, натяните свои тугие луки и пустите стрелы в разные стороны. Где стрела упадет — там и сватайтесь.
Вышли братья на широкий отцовский двор, натянули свои тугие луки и выстрелили.
Пустил стрелу старший брат. Упала стрела на боярский двор, и подняла ее боярская дочь.
Пустил стрелу средний брат — полетела стрела к богатому купцу во двор. Подняла ее купеческая дочь.
Пустил стрелу Иван-царевич — полетела его стрела прямо в топкое болото, и подняла ее лягушка-квакушка…
Старшие братья как пошли искать свои стрелы, сразу их нашли: один — в боярском тереме, другой — на купеческом дворе. А Иван-царевич долго не мог найти свою стрелу. Два дня ходил он по лесам и по горам, а на третий день зашел в топкое болото. Смотрит — сидит там лягушка-квакушка, его стрелу держит.
Иван-царевич хотел было бежать и отступиться от своей находки, а лягушка и говорит:
— Ква-ква, Иван-царевич! Поди ко мне, бери свою стрелу, а меня возьми замуж.
Опечалился Иван-царевич и отвечает:
— Как же я тебя замуж возьму? Меня люди засмеют!
— Возьми, Иван-царевич, жалеть не будешь!
Подумал-подумал Иван-царевич, взял лягушку-квакушку, завернул ее в платочек и принес в свое царство-государство.
Пришли старшие братья к отцу, рассказывают, куда чья стрела попала.
Рассказал и Иван-царевич. Стали братья над ним смеяться, а отец говорит:
— Бери квакушку, ничего не поделаешь!
Вот сыграли три свадьбы, поженились царевичи: старший царевич — на боярышне, средний — на купеческой дочери, а Иван-царевич — на лягушке-квакушке.
На другой день после свадьбы призвал царь своих сыновей и говорит:
— Ну, сынки мои дорогие, теперь вы все трое женаты. Хочется мне узнать, умеют ли ваши жены хлебы печь. Пусть они к утру испекут мне по караваю хлеба.
Поклонились царевичи отцу и пошли. Воротился Иван-царевич в свои палаты невесел, ниже плеч буйну голову повесил.
— Ква-ква, Иван-царевич, — говорит лягушка-квакушка, — что ты так опечалился? Или услышал от своего отца слово неласковое?
— Как мне не печалиться! — отвечает Иван-царевич. — Приказал мой батюшка, чтобы ты сама испекла к утру каравай хлеба…
— Не тужи, Иван-царевич! Ложись-ка лучше спать-почивать: утро вечера мудренее!
Уложила квакушка царевича спать, а сама сбросила с себя лягушечью кожу и обернулась красной девицей Василисой Премудрой — такой красавицей, что ни в сказке сказать, ни пером описать!
Взяла она частые решета, мелкие сита, просеяла муку пшеничную, замесила тесто белое, испекла каравай — рыхлый да мягкий, изукрасила каравай разными узорами мудреными: по бокам — города с дворцами, садами да башнями, сверху — птицы летучие, снизу — звери рыскучие…
Утром будит квакушка Ивана-царевича:
— Пора, Иван-царевич, вставай, каравай неси!
Положила каравай на золотое блюдо, проводила Ивана-царевича к отцу.
Пришли и старшие братья, принесли свои караваи, только у них и посмотреть не на что: у боярской дочки хлеб подгорел, у купеческой — сырой да кособокий получился.
Царь сначала принял каравай у старшего царевича, взглянул на него и приказал отнести псам дворовым.
Принял у среднего, взглянул и сказал:
— Такой каравай только от большой нужды есть будешь!
Дошла очередь и до Ивана-царевича. Принял царь от него каравай и сказал:
— Вот этот хлеб только в большие праздники есть!
И тут же дал сыновьям новый приказ:
— Хочется мне знать, как умеют ваши жены рукодельничать. Возьмите шелку, золота и серебра, и пусть они своими руками за ночь выткут мне по ковру!
Вернулись старшие царевичи к своим женам, передали им царский приказ. Стали жены кликать мамушек, нянюшек и красных девушек — чтобы пособили им ткать ковры. Тотчас мамушки, нянюшки да красные девушки собрались и принялись ковры ткать да вышивать — кто серебром, кто золотом, кто шелком.
А Иван-царевич воротился домой невесел, ниже плеч буйну голову повесил.
— Ква-ква, Иван-царевич, — говорит лягушка-квакушка, — почему так печалишься? Или услышал от отца своего слово недоброе?
— Как мне не кручиниться! — отвечает Иван-царевич. — Батюшка приказал за одну ночь соткать ему ковер узорчатый!
— Не тужи, Иван-царевич! Ложись-ка лучше спать-почивать: утро вечера мудренее!
Уложила его квакушка спать, а сама сбросила с себя лягушечью кожу, обернулась красной девицей Василисой Премудрой и стала ковер ткать. Где кольнет иглой раз — цветок зацветет, где кольнет другой раз — хитрые узоры идут, где кольнет третий — птицы летят…
Солнышко еще не взошло, а ковер уж готов.
Вот пришли все три брата к царю, принесли каждый свой ковер. Царь прежде взял ковер у старшего царевича, посмотрел и молвил:
— Этим ковром только от дождя лошадей покрывать!
Принял от среднего, посмотрел и сказал:
— Только у ворот его стелить!
Принял от Ивана-царевича, взглянул и сказал:
— А вот этот ковер в моей горнице по большим праздникам расстилать!
И тут же отдал царь новый приказ, чтобы все три царевича явились к нему на пир со своими женами: хочет царь посмотреть, которая из них лучше пляшет.
Отправились царевичи к своим женам.
Идет Иван-царевич, печалится, сам думает: «Как поведу я мою квакушку на царский пир. »
Пришел он домой невеселый. Спрашивает его квакушка:
— Что опять, Иван-царевич, невесел, ниже плеч буйну голову повесил? О чем запечалился?
— Как мне не печалиться! — говорит Иван-царевич. — Батюшка приказал, чтобы я тебя завтра к нему на пир привез…
— Не горюй, Иван-царевич! Ложись-ка да спи: утро вечера мудренее!
На другой день, как пришло время ехать на пир, квакушка и говорит царевичу:
— Ну, Иван-царевич, отправляйся один на царский пир, а я вслед за тобой буду. Как услышишь стук да гром — не пугайся, скажи: «Это, видно, моя лягушонка в коробчонке едет!»
Пошел Иван-царевич к царю на пир один.
А старшие братья явились во дворец со своими женами, разодетыми, разубранными. Стоят да над Иваном-царевичем посмеиваются:
— Что же ты, брат, без жены пришел? Хоть бы в платочке ее принес, дал бы нам всем послушать, как она квакает!
Вдруг поднялся стук да гром — весь дворец затрясся-зашатался. Все гости переполошились, повскакали со своих мест. А Иван-царевич говорит:
— Не бойтесь, гости дорогие! Это, видно, моя лягушонка в своей коробчонке едет!
Подбежали все к окнам и видят: бегут скороходы, скачут гонцы, а вслед за ними едет золоченая карета, тройкой гнедых коней запряжена.
Подъехала карета к крыльцу, и вышла из нее Василиса Премудрая — сама как солнце ясное светится.
Все на нее дивятся, любуются, от удивления слова вымолвить не могут.
Взяла Василиса Премудрая Ивана-царевича за руки и повела за столы дубовые, за скатерти узорчатые…
Стали гости есть, пить, веселиться.
Василиса Премудрая из кубка пьет — не допивает, остатки себе за левый рукав выливает. Лебедя жареного ест — косточки за правый рукав бросает.
Жены старших царевичей увидели это — и туда же: чего не допьют — в рукав льют, чего не доедят — в другой кладут. А к чему, зачем — того и сами не знают.
Как встали гости из-за стола, заиграла музыка, начались пляски. Пошла Василиса Премудрая плясать с Иваном-царевичем. Махнула левым рукавом — стало озеро, махнула правым — поплыли по озеру белые лебеди. Царь и все гости диву дались. А как перестала она плясать, все исчезло: и озеро и лебеди.
Пошли плясать жены старших царевичей.
Как махнули своими левыми рукавами — всех гостей забрызгали; как махнули правыми — костями-огрызками осыпали, самому царю костью чуть глаз не выбили. Рассердился царь и приказал их выгнать вон из горницы.
Когда пир был на исходе, Иван-царевич улучил минутку и побежал домой. Разыскал лягушечью кожу и спалил ее на огне.
Приехала Василиса Премудрая домой, хватилась — нет лягушечьей кожи! Бросилась она искать ее. Искала, искала — не нашла и говорит Ивану-царевичу:
— Ах, Иван-царевич, что же ты наделал! Если бы ты еще три дня подождал, я бы вечно твоею была. А теперь прощай, ищи меня за тридевять земель, за тридевять морей, в тридесятом царстве, в подсолнечном государстве, у Кощея Бессмертного. Как три пары железных сапог износишь, как три железных хлеба изгрызешь — только тогда и разыщешь меня…
Сказала, обернулась белой лебедью и улетела в окно.
Загоревал Иван-царевич. Снарядился, взял лук да стрелы, надел железные сапоги, положил в заплечный мешок три железных хлеба и пошел искать жену свою, Василису Премудрую.
Долго ли шел, коротко ли, близко ли, далеко ли — скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, — две пары железных сапог износил, два железных хлеба изгрыз, за третий принялся. И повстречался ему тогда старый старик.
— Здравствуй, дедушка! — говорит Иван-царевич.
— Здравствуй, добрый молодец! Чего ищешь, куда путь держишь?
Рассказал Иван-царевич старику свое горе.
— Эх, Иван-царевич, — говорит старик, — зачем же ты лягушечью кожу спалил? Не ты ее надел, не тебе ее и снимать было!
Василиса Премудрая хитрей-мудрей отца своего, Кощея Бессмертного, уродилась, он за то разгневался на нее и приказал ей три года квакушею быть. Ну, да делать нечего, словами беды не поправишь. Вот тебе клубочек: куда он покатится, туда и ты иди.
Иван-царевич поблагодарил старика и пошел за клубочком.
Катится клубочек по высоким горам, катится по темным лесам, катится по зеленым лугам, катится по топким болотам, катится по глухим местам, а Иван-царевич все идет да идет за ним — не остановится на отдых ни на часок.
Шел-шел, третью пару железных сапог истер, третий железный хлеб изгрыз и пришел в дремучий бор. Попадается ему навстречу медведь.
«Дай убью медведя! — думает Иван-царевич. — Ведь у меня никакой еды больше нет».
Прицелился он, а медведь вдруг и говорит ему человеческим голосом:
— Не убивай меня, Иван-царевич! Когда-нибудь я пригожусь тебе.
Не тронул Иван-царевич медведя, пожалел, пошел дальше.
Идет он чистым полем, глядь — а над ним летит большой селезень.
Иван-царевич натянул лук, хотел было пустить в селезня острую стрелу, а селезень и говорит ему по-человечески:
— Не убивай меня, Иван-царевич! Будет время — я тебе пригожусь.
Пожалел Иван-царевич селезня — не тронул его, пошел дальше голодный.
Вдруг бежит навстречу ему косой заяц.
«Убью этого зайца! — думает царевич. — Очень уж есть хочется…»
Натянул свой тугой лук, стал целиться, а заяц говорит ему человеческим голосом:
— Не губи меня, Иван-царевич! Будет время — я тебе пригожусь.
И его пожалел царевич, пошел дальше.
Вышел он к синему морю и видит: на берегу, на желтом песке, лежит щука-рыба. Говорит Иван-царевич:
— Ну, сейчас эту щуку съем! Мочи моей больше нет — так есть хочется!
— Ах, Иван-царевич, — молвила щука, — сжалься надо мной, не ешь меня, брось лучше в синее море!
Сжалился Иван-царевич над щукой, бросил ее в море, а сам пошел берегом за своим клубочком.
Долго ли, коротко ли — прикатился клубочек в лес, к избушке. Стоит та избушка на курьих ножках, кругом себя поворачивается.
— Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом!
Избушка по его слову повернулась к лесу задом, а к нему передом. Вошел Иван-царевич в избушку и видит: лежит на печи баба-яга — костяная нога. Увидела она царевича и говорит:
— Зачем ко мне пожаловал, добрый молодец? Волей или неволей?
— Ах, баба-яга — костяная нога, ты бы меня накормила прежде, напоила да в бане выпарила, тогда бы и выспрашивала!
— И то правда! — отвечает баба-яга.
Накормила она Ивана-царевича, напоила, в бане выпарила, а царевич рассказал ей, что он ищет жену свою, Василису Премудрую.
— Знаю, знаю! — говорит баба-яга. — Она теперь у злодея Кощея Бессмертного. Трудно будет ее достать, нелегко с Кощеем сладить: его ни стрелой, ни пулей не убьешь. Потому он никого и не боится.
— Да есть ли где его смерть?
— Его смерть — на конце иглы, та игла — в яйце, то яйцо — в утке, та утка — в зайце, тот заяц — в кованом ларце, а тот ларец — на вершине старого дуба. А дуб тот в дремучем лесу растет.
Рассказала баба-яга Ивану-царевичу, как к тому дубу пробраться. Поблагодарил ее царевич и пошел.
Долго он по дремучим лесам пробирался, в топях болотных вяз и пришел наконец к Кощееву дубу. Стоит тот дуб, вершиной в облака упирается, корни на сто верст в земле раскинул, ветками красное солнце закрыл. А на самой его вершине — кованый ларец.
Смотрит Иван-царевич на дуб и не знает, что ему делать, как ларец достать.
«Эх, — думает, — где-то медведь? Он бы мне помог!»
Только подумал, а медведь тут как тут: прибежал и выворотил дуб с корнями. Ларец упал с вершины и разбился на мелкие кусочки.
Выскочил из ларца заяц и пустился наутек.
«Где-то мой заяц? — думает царевич. — Он этого зайца непременно догнал бы…»
Не успел подумать, а заяц тут как тут: догнал другого зайца, ухватил и разорвал пополам. Вылетела из того зайца утка и поднялась высоко-высоко в небо.
«Где-то мой селезень?» — думает царевич.
А уж селезень за уткой летит — прямо в голову клюет. Выронила утка яйцо, и упало то яйцо в синее море…
Загоревал Иван-царевич, стоит на берегу и говорит:
— Где-то моя щука? Она достала бы мне яйцо со дна морского!
Вдруг подплывает к берегу щука-рыба и держит в зубах яйцо.
Обрадовался царевич, разбил яйцо, достал иглу и отломил у нее кончик. И только отломил — умер Кощей Бессмертный, прахом рассыпался.
Пошел Иван-царевич в Кощеевы палаты. Вышла тут к нему Василиса Премудрая и говорит:
— Ну, Иван-царевич, сумел ты меня найти, теперь я весь век твоя буду!
Выбрал Иван-царевич лучшего скакуна из Кощеевой конюшни, сел на него с Василисой Премудрой и воротился в свое царство-государство.
Необычная пурпурная, или лиловая, лягушка — настоящее живое ископаемое, предки которого обитали ещё 180 млн лет назад и пережили даже динозавров. Вид был открыт совсем недавно — в 2003 году, а в 2008 ведущий сайта Scienceray Чань Ли Пен включил это земноводное в список 20 самых странных и уродливых обитателей планеты.
Пурпурная лягушка обитает на площади всего 14 квадратных километров в Индии, в горах Западная Гата.
Она является практически единственным в своём роде asikabatrachus sahyadrensis, членом группы древнейших земноводных. Родственные виды обитают лишь на Сейшельских островах.
Необычен не только лиловый (пурпурный) цвет лягушки, но и само её тело — оно интересной округлой формы.
Голова с заострённой мордой и носом белого цвета смотрится очень маленькой по отношению к туловищу.
Глаза маленькие, с горизонтальными зрачками.
Вырастает лягушка до 9 см в длину. Лапы вывернуты наружу, как и у других видов земноводных.
Задние лапы чуть длиннее передних и снабжены перепонками.
Самки лиловых лягушек намного крупнее самцов.
Эти лягушки ведут подземный образ жизни, подобно кротам, почти всю жизнь проводят, роя норы и питаясь насекомыми, термитами и червяками.
У пурпурной лягушки отличное обоняние и осязание. Но глаза почти ничего не видят.
С виду толстая и неповоротливая, на самом деле она меньше чем за 5 минут способна выкопать нору глубиной до 3,7 метра.
На поверхность эти земноводные выбираются только раз в год на 2 недели в сезон дождей.
В это время на берегах водоёмов у лягушек наступает брачный период.
Для спаривания самец прикрепляется к самке сзади, используя клейкий секрет.
Икру откладывают в воду. Спустя время выводятся головастики.
В настоящее время эти уникальные земноводные находятся на грани вымирания и занесены в Красную книгу. Животные, пережившие ледниковый период и мощнейшие катаклизмы, не могут противостоять человеку. И без того небольшой ареал с каждым годом всё сокращается.
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь, и было у него три сына. Младшего звали Иван-царевич.
Позвал однажды царь сыновей и говорит им:
— Дети мои милые, вы теперь все на возрасте, пора вам и о невестах подумать!
— За кого же нам, батюшка, посвататься?
— А вы возьмите по стреле, натяните свои тугие луки и пустите стрелы в разные стороны. Где стрела упадет — там и сватайтесь.
Вышли братья на широкий отцовский двор, натянули свои тугие луки и выстрелили.
Пустил стрелу старший брат. Упала стрела на боярский двор, и подняла ее боярская дочь.
Пустил стрелу средний брат — полетела стрела к богатому купцу во двор. Подняла ее купеческая дочь.
Пустил стрелу Иван-царевич — полетела его стрела прямо в топкое болото, и подняла ее лягушка-квакушка…
Старшие братья как пошли искать свои стрелы, сразу их нашли: один — в боярском тереме, другой — на купеческом дворе. А Иван-царевич долго не мог найти свою стрелу. Два дня ходил он по лесам и по горам, а на третий день зашел в топкое болото. Смотрит — сидит там лягушка-квакушка, его стрелу держит.
Иван-царевич хотел было бежать и отступиться от своей находки, а лягушка и говорит:
— Ква-ква, Иван-царевич! Поди ко мне, бери свою стрелу, а меня возьми замуж.
Опечалился Иван-царевич и отвечает:
— Как же я тебя замуж возьму? Меня люди засмеют!
— Возьми, Иван-царевич, жалеть не будешь!
Подумал-подумал Иван-царевич, взял лягушку-квакушку, завернул ее в платочек и принес в свое царство-государство.
Пришли старшие братья к отцу, рассказывают, куда чья стрела попала.
Рассказал и Иван-царевич. Стали братья над ним смеяться, а отец говорит:
— Бери квакушку, ничего не поделаешь!
Вот сыграли три свадьбы, поженились царевичи: старший царевич — на боярышне, средний — на купеческой дочери, а Иван-царевич — на лягушке-квакушке.
На другой день после свадьбы призвал царь своих сыновей и говорит:
— Ну, сынки мои дорогие, теперь вы все трое женаты. Хочется мне узнать, умеют ли ваши жены хлебы печь. Пусть они к утру испекут мне по караваю хлеба.
Поклонились царевичи отцу и пошли. Воротился Иван-царевич в свои палаты невесел, ниже плеч буйну голову повесил.
— Ква-ква, Иван-царевич, — говорит лягушка-квакушка, — что ты так опечалился? Или услышал от своего отца слово неласковое?
— Как мне не печалиться! — отвечает Иван-царевич. — Приказал мой батюшка, чтобы ты сама испекла к утру каравай хлеба…
— Не тужи, Иван-царевич! Ложись-ка лучше спать-почивать: утро вечера мудренее!
Уложила квакушка царевича спать, а сама сбросила с себя лягушечью кожу и обернулась красной девицей Василисой Премудрой — такой красавицей, что ни в сказке сказать, ни пером описать!
Взяла она частые решета, мелкие сита, просеяла муку пшеничную, замесила тесто белое, испекла каравай — рыхлый да мягкий, изукрасила каравай разными узорами мудреными: по бокам — города с дворцами, садами да башнями, сверху — птицы летучие, снизу — звери рыскучие…
Утром будит квакушка Ивана-царевича:
— Пора, Иван-царевич, вставай, каравай неси!
Положила каравай на золотое блюдо, проводила Ивана-царевича к отцу.
Пришли и старшие братья, принесли свои караваи, только у них и посмотреть не на что: у боярской дочки хлеб подгорел, у купеческой — сырой да кособокий получился.
Царь сначала принял каравай у старшего царевича, взглянул на него и приказал отнести псам дворовым.
Принял у среднего, взглянул и сказал:
— Такой каравай только от большой нужды есть будешь!
Дошла очередь и до Ивана-царевича. Принял царь от него каравай и сказал:
— Вот этот хлеб только в большие праздники есть!
И тут же дал сыновьям новый приказ:
— Хочется мне знать, как умеют ваши жены рукодельничать. Возьмите шелку, золота и серебра, и пусть они своими руками за ночь выткут мне по ковру!
Вернулись старшие царевичи к своим женам, передали им царский приказ. Стали жены кликать мамушек, нянюшек и красных девушек — чтобы пособили им ткать ковры. Тотчас мамушки, нянюшки да красные девушки собрались и принялись ковры ткать да вышивать — кто серебром, кто золотом, кто шелком.
А Иван-царевич воротился домой невесел, ниже плеч буйну голову повесил.
— Ква-ква, Иван-царевич, — говорит лягушка-квакушка, — почему так печалишься? Или услышал от отца своего слово недоброе?
— Как мне не кручиниться! — отвечает Иван-царевич. — Батюшка приказал за одну ночь соткать ему ковер узорчатый!
— Не тужи, Иван-царевич! Ложись-ка лучше спать-почивать: утро вечера мудренее!
Уложила его квакушка спать, а сама сбросила с себя лягушечью кожу, обернулась красной девицей Василисой Премудрой и стала ковер ткать. Где кольнет иглой раз — цветок зацветет, где кольнет другой раз — хитрые узоры идут, где кольнет третий — птицы летят…
Солнышко еще не взошло, а ковер уж готов.
Вот пришли все три брата к царю, принесли каждый свой ковер. Царь прежде взял ковер у старшего царевича, посмотрел и молвил:
— Этим ковром только от дождя лошадей покрывать!
Принял от среднего, посмотрел и сказал:
— Только у ворот его стелить!
Принял от Ивана-царевича, взглянул и сказал:
— А вот этот ковер в моей горнице по большим праздникам расстилать!
И тут же отдал царь новый приказ, чтобы все три царевича явились к нему на пир со своими женами: хочет царь посмотреть, которая из них лучше пляшет.
Отправились царевичи к своим женам.
Идет Иван-царевич, печалится, сам думает: «Как поведу я мою квакушку на царский пир. »
Пришел он домой невеселый. Спрашивает его квакушка:
— Что опять, Иван-царевич, невесел, ниже плеч буйну голову повесил? О чем запечалился?
— Как мне не печалиться! — говорит Иван-царевич. — Батюшка приказал, чтобы я тебя завтра к нему на пир привез…
— Не горюй, Иван-царевич! Ложись-ка да спи: утро вечера мудренее!
На другой день, как пришло время ехать на пир, квакушка и говорит царевичу:
— Ну, Иван-царевич, отправляйся один на царский пир, а я вслед за тобой буду. Как услышишь стук да гром — не пугайся, скажи: «Это, видно, моя лягушонка в коробчонке едет!»
Пошел Иван-царевич к царю на пир один.
А старшие братья явились во дворец со своими женами, разодетыми, разубранными. Стоят да над Иваном-царевичем посмеиваются:
— Что же ты, брат, без жены пришел? Хоть бы в платочке ее принес, дал бы нам всем послушать, как она квакает!
Вдруг поднялся стук да гром — весь дворец затрясся-зашатался. Все гости переполошились, повскакали со своих мест. А Иван-царевич говорит:
— Не бойтесь, гости дорогие! Это, видно, моя лягушонка в своей коробчонке едет!
Подбежали все к окнам и видят: бегут скороходы, скачут гонцы, а вслед за ними едет золоченая карета, тройкой гнедых коней запряжена.
Подъехала карета к крыльцу, и вышла из нее Василиса Премудрая — сама как солнце ясное светится.
Все на нее дивятся, любуются, от удивления слова вымолвить не могут.
Взяла Василиса Премудрая Ивана-царевича за руки и повела за столы дубовые, за скатерти узорчатые…
Стали гости есть, пить, веселиться.
Василиса Премудрая из кубка пьет — не допивает, остатки себе за левый рукав выливает. Лебедя жареного ест — косточки за правый рукав бросает.
Жены старших царевичей увидели это — и туда же: чего не допьют — в рукав льют, чего не доедят — в другой кладут. А к чему, зачем — того и сами не знают.
Как встали гости из-за стола, заиграла музыка, начались пляски. Пошла Василиса Премудрая плясать с Иваном-царевичем. Махнула левым рукавом — стало озеро, махнула правым — поплыли по озеру белые лебеди. Царь и все гости диву дались. А как перестала она плясать, все исчезло: и озеро и лебеди.
Пошли плясать жены старших царевичей.
Как махнули своими левыми рукавами — всех гостей забрызгали; как махнули правыми — костями-огрызками осыпали, самому царю костью чуть глаз не выбили. Рассердился царь и приказал их выгнать вон из горницы.
Когда пир был на исходе, Иван-царевич улучил минутку и побежал домой. Разыскал лягушечью кожу и спалил ее на огне.
Приехала Василиса Премудрая домой, хватилась — нет лягушечьей кожи! Бросилась она искать ее. Искала, искала — не нашла и говорит Ивану-царевичу:
— Ах, Иван-царевич, что же ты наделал! Если бы ты еще три дня подождал, я бы вечно твоею была. А теперь прощай, ищи меня за тридевять земель, за тридевять морей, в тридесятом царстве, в подсолнечном государстве, у Кощея Бессмертного. Как три пары железных сапог износишь, как три железных хлеба изгрызешь — только тогда и разыщешь меня…
Сказала, обернулась белой лебедью и улетела в окно.
Загоревал Иван-царевич. Снарядился, взял лук да стрелы, надел железные сапоги, положил в заплечный мешок три железных хлеба и пошел искать жену свою, Василису Премудрую.
Долго ли шел, коротко ли, близко ли, далеко ли — скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, — две пары железных сапог износил, два железных хлеба изгрыз, за третий принялся. И повстречался ему тогда старый старик.
— Здравствуй, дедушка! — говорит Иван-царевич.
— Здравствуй, добрый молодец! Чего ищешь, куда путь держишь?
Рассказал Иван-царевич старику свое горе.
— Эх, Иван-царевич, — говорит старик, — зачем же ты лягушечью кожу спалил? Не ты ее надел, не тебе ее и снимать было!
Василиса Премудрая хитрей-мудрей отца своего, Кощея Бессмертного, уродилась, он за то разгневался на нее и приказал ей три года квакушею быть. Ну, да делать нечего, словами беды не поправишь. Вот тебе клубочек: куда он покатится, туда и ты иди.
Иван-царевич поблагодарил старика и пошел за клубочком.
Катится клубочек по высоким горам, катится по темным лесам, катится по зеленым лугам, катится по топким болотам, катится по глухим местам, а Иван-царевич все идет да идет за ним — не остановится на отдых ни на часок.
Шел-шел, третью пару железных сапог истер, третий железный хлеб изгрыз и пришел в дремучий бор. Попадается ему навстречу медведь.
«Дай убью медведя! — думает Иван-царевич. — Ведь у меня никакой еды больше нет».
Прицелился он, а медведь вдруг и говорит ему человеческим голосом:
— Не убивай меня, Иван-царевич! Когда-нибудь я пригожусь тебе.
Не тронул Иван-царевич медведя, пожалел, пошел дальше.
Идет он чистым полем, глядь — а над ним летит большой селезень.
Иван-царевич натянул лук, хотел было пустить в селезня острую стрелу, а селезень и говорит ему по-человечески:
— Не убивай меня, Иван-царевич! Будет время — я тебе пригожусь.
Пожалел Иван-царевич селезня — не тронул его, пошел дальше голодный.
Вдруг бежит навстречу ему косой заяц.
«Убью этого зайца! — думает царевич. — Очень уж есть хочется…»
Натянул свой тугой лук, стал целиться, а заяц говорит ему человеческим голосом:
— Не губи меня, Иван-царевич! Будет время — я тебе пригожусь.
И его пожалел царевич, пошел дальше.
Вышел он к синему морю и видит: на берегу, на желтом песке, лежит щука-рыба. Говорит Иван-царевич:
— Ну, сейчас эту щуку съем! Мочи моей больше нет — так есть хочется!
— Ах, Иван-царевич, — молвила щука, — сжалься надо мной, не ешь меня, брось лучше в синее море!
Сжалился Иван-царевич над щукой, бросил ее в море, а сам пошел берегом за своим клубочком.
Долго ли, коротко ли — прикатился клубочек в лес, к избушке. Стоит та избушка на курьих ножках, кругом себя поворачивается.
— Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом!
Избушка по его слову повернулась к лесу задом, а к нему передом. Вошел Иван-царевич в избушку и видит: лежит на печи баба-яга — костяная нога. Увидела она царевича и говорит:
— Зачем ко мне пожаловал, добрый молодец? Волей или неволей?
— Ах, баба-яга — костяная нога, ты бы меня накормила прежде, напоила да в бане выпарила, тогда бы и выспрашивала!
— И то правда! — отвечает баба-яга.
Накормила она Ивана-царевича, напоила, в бане выпарила, а царевич рассказал ей, что он ищет жену свою, Василису Премудрую.
— Знаю, знаю! — говорит баба-яга. — Она теперь у злодея Кощея Бессмертного. Трудно будет ее достать, нелегко с Кощеем сладить: его ни стрелой, ни пулей не убьешь. Потому он никого и не боится.
— Да есть ли где его смерть?
— Его смерть — на конце иглы, та игла — в яйце, то яйцо — в утке, та утка — в зайце, тот заяц — в кованом ларце, а тот ларец — на вершине старого дуба. А дуб тот в дремучем лесу растет.
Рассказала баба-яга Ивану-царевичу, как к тому дубу пробраться. Поблагодарил ее царевич и пошел.
Долго он по дремучим лесам пробирался, в топях болотных вяз и пришел наконец к Кощееву дубу. Стоит тот дуб, вершиной в облака упирается, корни на сто верст в земле раскинул, ветками красное солнце закрыл. А на самой его вершине — кованый ларец.
Смотрит Иван-царевич на дуб и не знает, что ему делать, как ларец достать.
«Эх, — думает, — где-то медведь? Он бы мне помог!»
Только подумал, а медведь тут как тут: прибежал и выворотил дуб с корнями. Ларец упал с вершины и разбился на мелкие кусочки.
Выскочил из ларца заяц и пустился наутек.
«Где-то мой заяц? — думает царевич. — Он этого зайца непременно догнал бы…»
Не успел подумать, а заяц тут как тут: догнал другого зайца, ухватил и разорвал пополам. Вылетела из того зайца утка и поднялась высоко-высоко в небо.
«Где-то мой селезень?» — думает царевич.
А уж селезень за уткой летит — прямо в голову клюет. Выронила утка яйцо, и упало то яйцо в синее море…
Загоревал Иван-царевич, стоит на берегу и говорит:
— Где-то моя щука? Она достала бы мне яйцо со дна морского!
Вдруг подплывает к берегу щука-рыба и держит в зубах яйцо.
Обрадовался царевич, разбил яйцо, достал иглу и отломил у нее кончик. И только отломил — умер Кощей Бессмертный, прахом рассыпался.
Пошел Иван-царевич в Кощеевы палаты. Вышла тут к нему Василиса Премудрая и говорит:
— Ну, Иван-царевич, сумел ты меня найти, теперь я весь век твоя буду!
Выбрал Иван-царевич лучшего скакуна из Кощеевой конюшни, сел на него с Василисой Премудрой и воротился в свое царство-государство.
-1-
В царстве дивном и богатом,
Где волшебный дух витал,
Там царю, видать в награду,
Трёх сынов Бог славных дал.
Подросли, окрепли дети,
Женихи - ни дать, ни взять,
Как и принято на свете,
Стал отец им жён искать.
Чтоб иметь опору трону,
Сыновьям даёт указ:
«Чтоб наследовать корону,
Я обязываю вас,
Завтра утром на рассвете,
Каждый с луком и стрелой,
Выйдет в поле, чтоб ответить,
Будет кто его женой.
Если стрелка на излёте,
Ляжет в чей-то знатный двор,
Там жену и подберёте,
Не чиня со мною спор».
Ну, чего уж тут перечить,
Утром, всех опередив,
Старший сын, раздвинув плечи,
Небо стрелкой просверлил.
В терем стрелка угодила,
Дочь боярскую нашла,
В платье дырочку пробила,
Ну, а в тело не вошла.
Средний брат, тому не ровня,
Но, похоже, тоже хват,
Не повёл он даже бровью,
Пробил когда, купцу ушат.
Воду черпала девица,
От испуга впала в дрожь,
Но успела помолиться,
Замуж было невтерпёж.
Младший брат стрелу готовя,
Покосился на других,
Попросил себе здоровья,
И её пустил с руки.
Улетела и пропала,
Свист в ушах, а след простыл,
Не в девицу ли попала,
Кабы знать, её прикрыл.
-2-
Робким не был младший брат,
Кстати, звать Иваном,
Он идёт стрелу искать,
И жену с приданным.
Долго, коротко ли шёл,
Вот уже трясина,
А на кочке выстлан шёлк,
И цветок жасмина.
Там лягушка на шелку,
Стрелку держит в лапке,
Ваня взялся за щеку,
И бьёт себя по шапке.
Чуть не тронулся умом:
-«Что мне скажут братья,
Коль лягушку в свой я дом,
Принесу в объятьях»
Завернул её в шелка,
А куда деваться,
Положил на дно мешка,
Ведь не целоваться.
А когда пришёл домой,
Положил в лукошко:
-«Будет дома домовой»
-Пошутил немножко.
Вот и ночь уходит прочь,
Луч ещё не блещет,
Спать Иван, уж не охоч,
Девушка щебечет.
Снится что ли, думал он,
Голосок хохочет,
Как рукой прогнало сон,
Знать, кто это хочет:
-«Не лягушка ль ты моя,
Красная девица,
Правду всю ты не тая,
Расскажи сестрица»
-Я, царевна, это знай,
И твоя лягушка,
Но со мною не играй,
Я ведь не игрушка.
Ночь пока ещё в окне,
И не видно солнца,
Расскажу я о себе,
Занавесь оконце.
Было это или нет,
Но поверить надо,
Ну, а мне держать ответ,
Сказывая складно.
В царстве, где всё тишь да гладь,
И живётся в сладость,
Родила царица-мать,
Дочь царю на радость.
Подросла, когда она,
Стало видно сразу,
Для кого была дана,
Радость эта глазу.
Женихи из разных стран,
Сватались к невесте,
Только не был избран, Вань,
Ни один на месте.
Вот, однажды, на порог,
Было то недавно,
Прибыл сам Кощей-варог,
Вот жених-то «славный»
Для царя, какой он зять?
Не было печали,
Не пошёл его встречать,
И Кощей отчалил.
Но замыслил, видно зло,
С магиею дружен,
Применил, тать, ремесло,
Захотел быть мужем.
Повелел лягушкой стать,
Поселил в болоте,
Чтоб никто бы в жёны взять,
Не хотел в народе.
Коль на мне те, женишок,
Выпало жениться,
Потерпи три дня дружок,
Не воды напиться.
Три денёчка продержись,
И не будет порчи,
Сладкой станет наша жизнь,
И не только ночью.
С чёрной магией борюсь,
И с заходом солнца,
Я девицей становлюсь,
До луча в оконце.
Видишь, кепочкой, лежит,
Шкурочка лягушки,
Как скажу, посторожи,
Прячь её в подушки.
А теперь, пора уже,
Вижу солнца лучик,
Не тужи ты без нужды,
Ночи жди мой зайчик».
И упала, об пол - бряк.
Стала вновь лягушкой,
Ваня в страхе и обмяк,
Будто выстрел пушкой.
…Но опомнился, ожил,
В руки взял лягушку,
И в лукошко положил,
А наверх подушку.
Жёны братьев у дверей,
Речи эти слышат,
…И на цыпочках скорей,
Прячутся, как мыши.
А наутро во дворец,
Царь детей звал зычно
Я проверю всех девиц,
Нынче самолично.
Пусть спекут-ка жёны хлеб,
Белый и духмяный,
Всякий, кто его бы ел,
Становился пьяным.
Знать не слышал царь-отец,
Кто сказать посмеет,
Что лягушку молодец,
Там в лукошке греет»
Пригорюнился Иван:
«Как же дело сладить,
Вдруг, раскроется обман,
Царь не будет гладить»
А лягушка ква да ква:
«Не кручинься Ваня,
Не падёт твоя Москва,
Будет хлеб духмяный».
Замесила тесто в чан,
И вокруг хлопочет,
А в окошке, как кочан,
Голова хохочет.
То была купцова дочь,
Рядом и боярская,
Делать всё решили в точь,
Как лягушка царская.
Ночью спит Иван, не слышит,
Как лягушка в эту рань,
Стала вновь царевной, ищет
И зовет на помощь нянь:
«Мамки няни собирайтесь,
Испеките хлеб для нас,
И в работе постарайтесь,
Что б никто не видел вас»
То не хлебную краюху,
Каравай для ВИП-персон,
Ваня только лишь понюхал
И забыл про сладкий сон.
Взял он этот хлеб и в гости
Во дворец к отцу пошел,
Братья там и моют кости,
Мол, Иван с ума сошел.
Хлеб невесток старших царь,
Отведать не решился,
Приказал, унёс, чтоб псарь,
Суд тем и завершился.
Хлеб жены, сынка Ивана,
Похвалил: «Ей ставлю пять,
Старших жёны на диване,
Вместо дела, видно спят»
Если б только этим дело,
Было кончено в тот раз.
Царь отец опять умело,
Братьям новый дал наказ:
-«Я узнаю, что за жены,
Если вышьют за ночь стяг.
Завтра утром наряженных,
Жду опять я вас в гостях».
Ваня вновь, чернее тучи,
А лягушка ква да ква:
«Что кручинишься, не лучше ль,
Рассказать, о чем молва?»
Дело в том, сказал царевич,
Что отец в сомненье пал,
Плохо хлеб спекли девицы,
И заданье снова дал.
Надо вышить для дозора,
Стяг - узорный колорит,
И предстать пред царским взором,
Завтра утром говорит.
А лягушка снова скачет:
-«Что же ты повесил нос,
Не сложна твоя задача,
Будет стяг, готовь поднос»
Подсмотрели неумехи,
Как иглой лягушка шьёт,
Спёрли нитки для потехи,
Пусть, попробует, найдёт.
Только ночью Василиса
Обрела свой прежний вид,
Призвала с крыльца девица
Нянек в помощь без обид.
Утром встал Иван понуро,
Головой повел на печь,
А на ней лежал в ажуре
Стяг длиною в русский меч.
Вышит стяг цветным узором,
Словно радугой облит,
Царский герб на нем дозорам,
Виден, издали, как щит.
Взял тот стяг Иван и в гости
Во дворец к отцу пошёл,
Там уж братья на подносе
Подают изделья жен.
Глянул царь-отец на стяги,
Удержал взгляд на одном,
Два, как будто из бумаги,
Ну, а этот, хоть на дом.
Похвалил отец Ивана:
-«За тебя, опять я рад,
У тебя жена, как мама,
А от старших только смрад.
А теперь родные братья,
Завтра были б, что б с утра,
Вместе с женами в объятьях,
Во дворце моем - пора»
Вновь от батюшки не весел,
Он пришёл, ни сыт, ни пьян,
-«Что ты голову повесил,
Что опять случилось, Вань?»
То лягушка вопрошает,
И в лукошке шебаршит,
Наперёд ответы знает,
И с сочувствием спешит.
Рассказал, Иван, в чем дело,
А лягушка: « Не беда,
Ты один иди и смело,
Попозже я приду одна»
День до вечера устанет,
Ближе к ночи гасит свет,
Утро мудрое настанет,
И даст молодцу совет.
Утром, Ваня, снова в гости,
Во дворец к отцу пошел,
Братья жен в полати вносят,
На руках. И он, зашел.
Встал в сторонке, хмуря брови,
Глядя искоса на дверь,
Старший брат за руку ловит,
Говорит ему: «Теперь,
Что ты делать будешь братец,
Наступил и наш денек,
За обман отец отплатит,
Жару даст тебе Ванёк».
Что сказать, Иван не знает,
Лучше, думает, молчать
Вдруг, царевна опоздает,
…Может, выйти покричать.
Но раздался гром небесный,
Разнеслась по стенам дрожь,
Во дворце вдруг стало тесно,
Когда вошла царева дочь.
За царевичем - Иваном,
Значит дочь царю- отцу,
Шла красавицей румяной,
А как наряд к ее лицу.
Жемчугами шита блуза,
На подоле бисера,
Волосами бело-руса,
И с косою до бедра.
Мимо всех она проходит,
Ване руку подаёт,
Он к отцу ее отводит,
Все вздыхают: - «Во, даёт»
Стали гости веселиться,
Кушать пить и танцевать,
Ну а шкурка, знать пылится,
В том лукошечке опять.
Между делом, неумёхи,
Жены старших сыновей,
Зло затеяли, со смехом,
Убежали в дом за ней.
В печке уголья раздули,
Бересты добавили,
Шкурку взяли без раздумий
И в огонь отправили.
Воротились, веселятся,
Без умолку говорят,
Только глазки, будто шилья,
Как буравчики, сверлят.
А веселье в новом русле,
Василиса уж поёт,
Как соловушка, под гусли,
И под вздохи: - «Во, даёт».
Царь-отец был рад безмерно:
-«Вань, спасибо, угодил.
Внук родился б, ты поверь мне,
Я б все царство угостил.
На ночлег вернулись в полночь.
Глядь, царевна, шкурки нет,
Лишь, обугленный комочек,
Вот и все, тушите свет.
Потому и Василиса,
Говорит Ивану вскользь:
-«Рано, милый, веселиться,
И печалится, ты брось.
Не сберёг любовь, обидно,
Ну да, Бог тебя простит,
Нам расстаться надо, видно,
Враг зовёт меня «гостить».
Буду я за океаном,
У Кощея на цепи,
Там на острове Буяне,
В подземелье взаперти».
Так сказала и исчезла,
Сам царевич духом пал,
Как со злом бороться, честно,
Он тогда еще не знал.
Взял он лук, калены стрелы,
Меч со щитом и на коня.
Ветром дунул - вот пострел то,
Зло искать на склоне дня.
Едет по лесу. Избушка,
Там без окон, без дверей.
Ночь. Увидел колотушку.
Бьёт, впустили, чтоб скорей.
Дверь нашлась, знать была скрыта.
Вышла старая карга:
«Чё, те надо? Я ведь сыта,
Не греми в мои рога»
А царевич был настырен,
Говорит: «Впусти быстрей,
Грей, не грей, в избушке дыры,
Насквозь сделаю твоей.
Ты бы чаем угостила,
Чем махаться кочергой»
Делать нечего, впустила,
Назвалась Бабой-Ягой.
Расспросила о здоровье,
Что, да как, и почему?
От коровы в изголовье
Череп бросила ему.
Но царевич смотрит смело,
Он и сам не лыком шит.
-«Говори, пока ты цела,
Где Кощея смерть лежит?
Ты и он нечиста сила,
Честь царевны отстою,
Уж не ты ли утащила,
В топи девицу мою.
А меня тебе не скушать»
Та прошамкала в ответ:
-«Не спеши казнить, Ванюша,
Добрый дам тебе совет.
Пусть, Кощею ворожила,
Но что было, то прошло,
Слушай, чё скажу те, милый,
Пока солнце не взошло:
«В царстве, что граничит с вашим,
У царя родилась дочь,
Подросла когда, то краше,
Свет не видел девиц в точ.
Много сваталось к царевне
Женихов из разных стран,
А Кощей был самым первым,
Но был прогнан хулиган.
Затаил обиду видно,
Пожелал лягушкой стать.
Меня просил, чтоб напоила
Отравой мерзкой - вот ведь тать.
Пусть, сказал, лягушкой будет,
Пока не даст согласие,
Стать его женой. О, люди,
Это ж, безобразие.
И ворожить меня неволил,
Пригрозил избу спалить,
Вот, пришлось супротив воли,
Супостату уступить.
Только я словечко знала,
Василисе шанс дала,
Пусть красивей та не стала,
Но влюбиться бы смогла.
Замуж, если в этом виде,
Взял бы кто ее всерьёз,
На три дня и не обидел,
Стать девицей не вопрос.
Ваше счастие срастётся,
И Кощея победишь.
Трудно, думаю, придётся,
Но не зря, со мной сидишь.
Не легко, но можно в сутки,
Смерть его в конце иглы,
А та в яйце, оно же в утке,
Утка эта в сундуке.
А сундук же на ветвях,
Дуба острова Буяна,
На стальных висит цепях,
Ты его достанешь, Ваня.
Ну, а раз я виновата,
Мне пора ответ держать,
Дам клубок, до супостата,
Пусть он катит, чё лежать».
Долго рылась в барахолке,
Но нашла среди костей,
Со словами: «Не иголка-
Ване дала - На, владей»
Вот царевич утром в стремя,
На коня и поскакал,
А клубок, что катит время,
Путь-дорогу указал.
Сказка сказывается скоро,
Только шаг у дел не скор,
Через лес густой и горы,
Вышли к морю на простор.
Там причудливой дугою
Через море брошен мост,
Лук и стрелы под рукою,
Чтоб прижать Кощею хвост.
Конь заржал оскалом диким,
Испугался, знать, чего,
Слез Иван и шагом тихим,
За узду повел его.
Уже пора за дело браться,
Но медведь в конце моста,
Ход закрыл, рычит и драться,
Вздумал, видно, не с проста.
«Кто же это здесь буянит,
Встал и лапами трясёт»-
- Говорит медведю Ваня,
Меч свой острый достает.
Медлить был он не намерен,
Но медведь взмолился вдруг:
«Не губи, я слову верен,
Отслужу тебе как друг.
А боялся я за деток,
Вон шалят там у куста,
За тобой пойду я следом,
Выходи на брег с моста.
Меч убрал Иван и дальше,
Едет снова за клубком,
Видит, щука бьется в чаше,
Что на отмели с песком.
Молвит щука: «В море бросишь,
Уплыву в пучину вод,
Но как только, ты попросишь,
Помогу в часы невзгод»
Отнёс царевич щуку в море,
Едет снова за клубком,
Видит в поле, на просторе,
Сокол птицу бьет крылом.
Взял Иван стрелу со свистом,
В небо жало навострил,
Слышит, голос просит чистый:
«Пожалей царевич, мил.
Нужен буду, только свистни,
Камнем с неба принесусь,
Не лишай царевич жизни,
Вдруг, тебе я пригожусь».
Лук тугой убрав за плечи,
Рукоять меча держа,
Ожидая дикой сечи,
Едет Ваня, не спеша.
Конь взыграл, лохматя гриву,
Фыркнул чуткою ноздрей,
А клубок уже лениво,
Покатил в траве густой.
Потрепав коня за шею,
Отпустил гулять на луг,
Ваня там, браня Кощея,
В поле дуб увидел вдруг.
Дуб раскинул корни, крону,
Там клубок исчез в ветвях,
В них чернел, сундук как ворон,
На семи стальных цепях.
Говорит царевич дубу,
Острый меч, держа в руке:
«Из тебя бы сделать ступу,
Подарить Бабе-Яге,
Но время тратить я не буду,
Эй, медведя, подсоби.
Сбрось сундук висячий с дуба,
Не робей и не сопи».
Ждал медведь, Ивану внемля,
И сундук освободил,
Тот упал, гремя на землю,
Меч остёр - замки срубил.
Дело сделано, казалось,
Под рукой сундук лежал,
Жить Кощею, знать осталось,
Сколько? Сам Иван решал.
Только крышка приоткрылась,
Взмыла утка с сундука,
Сердце Вани, так забилось,
Слышно было с далека.
А она уже над морем,
Не поможет лук в руке,
Свистнул Ваня, видит вскоре,
Сокол утку бьет в пике.
Как ножом вспорол он утку,
Вниз яйцо летит и - буль,
А царевич не на шутку,
Закружился, пал, как куль.
А волна тихонько лижет,
Щуку вспомнил сын царя,
Вдруг она его услышит,
Просит, тихо говоря:
«Ты яйцо со дна морского,
Мне достань, то не игра,
В нём лежит, сверкая строго,
Стальная острая игла»
Он окинул море взглядом,
Всколыхнула воду рябь,
Показалась щука рядом,
А за ней рыбешек рать.
То яйцо, слоновой кости,
В пасти было между жал.
Ждал Кощей Ивана в гости,
Или всё-таки не ждал?
Взял яйцо царевич в руку,
Покрутил и разболтал,
Подтолкнул на глубь ту щуку,
Из яйца иглу достал.
Отломил иголки кончик,
Этим он переломил,
У Кощея позвоночник,
Чары все его сломил.
Тут раскрылась твердь земная,
В ней ступени изо льда,
Ваня встал на них, играя,
Меч водя, туда-сюда.
Он нашёл в цепях царевну,
Порубил, мечём их сталь,
Целовал, а конь их верный,
Наверху уже их ждал.
Понеслись домой по ветру,
Словно крылья обрели,
То любовь, надежда, вера,
Их счастье за руку вели.
----------------------------------------------
Любовь преград не знает, дети,
Бросает в бой за красоту,
В борьбе со злом на белом свете,
Рождает в людях доброту.
В этот раз рассказ пойдет о необычном и крайне редком земноводном. На столько редком, что открыли их совсем недавно, а именно в 2003 году.
Где живет пурпурная лягушка
Поскольку вид был открыт совсем недавно и изучены они недостаточно хорошо, то и информации о них не так много.
На западе Индии есть горная цепь, которая называется Западные Гаты (Гхаты) именно там и были обнаружены эти необычные лягушки. За счет необычной заостренной морды их так же называют носатыми лягушками.
Основную часть своей жизни лиловая лягушка проводит в своих норах под землей. Они самостоятельно роют себе убежище, которое может уходить в глубину больше чем на три с половиной метра.
Описание пурпурной лягушки
Фиолетовая лягушка вырастает совсем небольших размеров и едва достигают девяти сантиметров в длину.
Природа обделила их зрением, но зато наградила отличным обонянием, с помощью которого они и ищут себе еду.
Кстати, самцы вырастают заметно меньше самок.
Чем питается пурпурная лягушка
Из-за необычного строения морды и очень маленького рта их рацион крайне ограничен. Большую часть пищи составляют термиты. Реже может отведать муравьев или некрупных червяков.
Естественно, поиски пропитания происходят исключительно под землей. Эти земноводные не вылезают на поверхность даже на поиски еды.
Размножение пурпурной лягушки
Есть в тех краях такое явление, как муссоны. Это ветра, которые меняют направление несколько раз в году. В это время наступает уникальное явление - фиолетовая лягушка вылезает из укрытий на поверхность.
Только нужда размножения способна вытащить этих земноводных на поверхность. И то это продолжается не более двух недель.
В момент спаривания самец приклеивается к самке за счет липкости своей кожи.
Места для спаривания выбираются поблизости с водоемами, куда потом откладывается икра.
Статус вида
Не сложно догадаться, что популяция животного, которого обнаружили совсем не давно, не может похвастаться большим количеством. Общая площадь на которой проживает данный вид порядка 14 км².
Лиловые лягушки находятся в опасности и внесены в Красную книгу. Скрываясь под землей, они не имеют естественных врагов. Но вот вырубка лесов под плантации может нанести серьезный вред популяции этого вида.
Скажете, быть такого не может, ведь столько шуток, анекдотов и картинок на эту тему?
Еще как может! Давайте вместе разбираться.
Самый лучший аргумент - всегда первоисточник. Поэтому недолго думая, находим текст сказки и заглядываем в него:
"Вот он шёл, шёл, дошёл до болота, видит - сидит лягушка, подхватила его стрелу. Иван-царевич говорит ей:
- Лягушка, лягушка, отдай мою стрелу.
А лягушка ему отвечает:
- Возьми меня замуж!
- Что ты, как я возьму себе в жёны лягушку?
- Бери, знать, судьба твоя такая.
Закручинился Иван-царевич. Делать нечего, взял лягушку, принес домой."
Впрочем вы сами легко можете найти в сети сказку и досконально изучить все ее содержание - там нет ни слова о поцелуях с лягушками.
Откуда же тогда взялась всеобщая уверенность в этой сцене с лобызанием?
Полчаса исследований показали, что ноги здесь растут из совершенно другой сказки - западноевропейской, про заколдованного принца, записанной хорошо нам знакомыми братьями Гримм.
Это не аналог и не вариант нашей истории, а совершенно другой сюжет. Если коротко - принцесса уронила в колодец любимый золотой шарик, лягушка достала его в обмен на приглашение на обед и позволение спать в девичьей кровати. Дело кончилось тем самым поцелуем, после которого выяснилось, что в образе зеленой амфибии скрывался молодой принц.
Вот эту историю на Западе знают все от мала до велика. У нее бывает разный антураж, но всегда неизменно одно: целует лягушку именно принцесса. По мотивам этой сказки снято множество мультфильмов и фильмов, нарисована масса иллюстраций, есть песни, постановки.
Видимо, оттуда к нам и просочился мотив с поцелуем. А поскольку у нас есть своя сказка про заколдованную лягушку, то все смешалось - и вот уже Ивана-царевича на современных карикатурах регулярно изображают тянущим губы к маленькой зеленой заколдованной обитательнице болот.
И себе дозором бродят!
Правду ль бают или лгут,
Дива я не вижу тут.
В свете есть такие ль дива?
Вот идет молва правдива:
За морем царевна есть,
Что не можно глаз отвесть:
Днем свет божий затмевает,
Ночью землю освещает,
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит.
А сама-то величава,
Выступает, будто пава;
А как речь-то говорит,
Словно реченька журчит.
Молвить можно справедливо.
Это диво, так уж диво».
Гости умные молчат:
Спорить с бабой не хотят.
Чуду царь Салтан дивится -
А царевич хоть и злится,
Но жалеет он очей
Старой бабушки своей:
Он над ней жужжит, кружится -
Прямо на нос к ней садится,
Нос ужалил богатырь:
На носу вскочил волдырь.
И опять пошла тревога:
«Помогите, ради бога!
Караул! лови, лови,
Да дави его, дави…
Вот ужо! пожди немножко,
Погоди!…» А шмель в окошко,
Да спокойно в свой удел
Через море полетел.
Князь у синя моря ходит,
С синя моря глаз не сводит;
Глядь - поверх текучих вод
Лебедь белая плывет.
«Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
Что ж ты тих, как день ненастный?
Опечалился чему?» -
Говорит она ему.
Князь Гвидон ей отвечает:
«Грусть-тоска меня съедает:
Люди женятся; гляжу,
Не женат лишь я хожу».
- «А кого же на примете
Ты имеешь?» - «Да на свете,
Говорят, царевна есть,
Что не можно глаз отвесть.
Днем свет божий затмевает,
Ночью землю освещает -
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит.
А сама-то величава,
Выступает, будто пава;
Сладку речь-то говорит,
Будто реченька журчит.
Только, полно, правда ль это?»
Князь со страхом ждет ответа.
Лебедь белая молчит
И, подумав, говорит:
«Да! такая есть девица.
Но жена не рукавица:
С белой ручки не стряхнешь
Да за пояс не заткнешь.
Услужу тебе советом -
Слушай: обо всем об этом
Пораздумай ты путем,
Не раскаяться б потом».
Князь пред нею стал божиться,
Что пора ему жениться,
Что об этом обо всем
Передумал он путем;
Что готов душою страстной
За царевною прекрасной
Он пешком идти отсель
Хоть за тридевять земель.
Лебедь тут, вздохнув глубоко,
Молвила: «Зачем далеко?
Знай, близка судьба твоя,
Ведь царевна эта - я».
Тут она, взмахнув крылами,
Полетела над волнами
И на берег с высоты
Опустилася в кусты,
Встрепенулась, отряхнулась
И царевной обернулась:
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит;
А сама-то величава,
Выступает, будто пава;
А как речь-то говорит,
Словно реченька журчит.
Князь царевну обнимает,
К белой груди прижимает
И ведет ее скорей
К милой матушке своей.
Князь ей в ноги, умоляя:
«Государыня-родная!
Выбрал я жену себе,
Дочь послушную тебе.
Просим оба разрешенья,
Твоего благословенья:
Ты детей благослови
Жить в совете и любви».
Над главою их покорной
Мать с иконой чудотворной
Слезы льет и говорит:
«Бог вас, дети, наградит».
Князь не долго собирался,
На царевне обвенчался;
Стали жить да поживать,
Да приплода поджидать.
Ветер по морю гуляет
И кораблик подгоняет;
Он бежит себе в волнах
На раздутых парусах
Мимо острова крутого,
Мимо города большого;
Пушки с пристани палят,
Кораблю пристать велят.
Пристают к заставе гости.
Князь Гвидон зовет их в гости.
Он их кормит, и поит,
И ответ держать велит:
«Чем вы, гости, торг ведете
И куда теперь плывете?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет,
Торговали мы недаром
Неуказанным товаром;
А лежит нам путь далек:
Восвояси на восток,
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана».
Князь им вымолвил тогда:
«Добрый путь вам, господа,
По морю по Окияну
К славному царю Салтану;
Да напомните ему,
Государю своему:
К нам он в гости обещался,
А доселе не собрался -
Шлю ему я свой поклон».
Гости в путь, а князь Гвидон
Дома на сей раз остался
И с женою не расстался.
Ветер весело шумит,
Судно весело бежит
Мимо острова Буяна,
К царству славного Салтана,
И знакомая страна
Вот уж издали видна.
Вот на берег вышли гости.
Царь Салтан зовет их в гости,
Гости видят: во дворце
Царь сидит в своем венце.
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой
Около царя сидят,
Четырьмя все три глядят.
Царь Салтан гостей сажает
За свой стол и вопрошает:
«Ой вы, гости-господа,
Долго ль ездили? куда?
Ладно ль за морем иль худо?
И какое в свете чудо?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет;
За морем житье не худо,
Читайте также:
- Течка у таксы: что это такое, когда начинается, сколько длится, как ухаживать за питомицей в этот период и на какой день вязать
- Кормовые медоносные культуры: Экспарцет, Люцерна, Клевер ползучий, Клевер гибридный, Клевер красный, Донник двулетний, Чина посевная.
- Премиксы для животных и птиц: свойства, применение, потребность.
- Этамзилат РАСТВОР ДЛЯ ИНЪЕКЦИЙ (АМПУЛЫ): инструкция, описание PharmPrice
- Японский перепел - чем кормить для яйценоскости, как содержать